Новостной раздел сайта Аkimataktobe.kz

Владимир Парамонов и Алексей Строков, со-руководители Аналитического проекта «Центральная Евразия»

Интерес Китайской Народной Республики (КНР) к нефтегазовым отраслям стран Центральной Азии обозначился примерно к середине 90-х годов прошлого века, когда Пекин обратил внимание на Казахстан и приступил к проработке возможностей транспортировки казахстанской нефти в Китай.

Начиная с этого времени, значение региона в китайской энергетической, равно как и в целом экономической политике, поступательно растет, что обуславливается и политическими интересами. При этом, если в середине-конце 90-х годов проектная активность КНР и китайских компаний в нефтегазовом сегменте экономик стран ЦА фокусировалась только лишь на Казахстане, то с началом XXI века интерес Пекина стал постепенно распространяться и на другие государства региона. Основное внимание Китая в настоящее время приковано к нефтегазовым отраслям Казахстана и Туркменистана. Китайское же присутствие в нефтегазовых отраслях Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана связано не столько с энергетическими потребностями КНР, сколько с продвижением иных (экономических и политических) интересов в данных государствах и регионе в целом.

С момента установления дипломатических отношений (3 января 1992 года) Республика Казахстан  рассматривается КНР в качестве основного объекта экономического и, в первую очередь, энергетического интереса в ЦА. Особенно это стало заметно после 2000 года, когда Китай приступил к массовой скупке активов в нефтегазовой отрасли Казахстана, а также и в других отраслях казахстанской энергетики (преимущественно в атомной отрасли). При этом Китай стал проводить и более активную кредитную политику, финансируя на льготных условиях те или иные проекты, в которых основная часть кредитов осваивается китайскими же компаниями.

Общий объем финансовых ресурсов, направленных Китаем на укрепление своих позиций в нефтегазовой отрасли Казахстана, на начало 2015 года оценивается на уровне от 43 до 45 миллиардов долларов, включая порядка 22–24 миллиардов долларов инвестиций, около 16 миллиардов долларов – приобретенных активов и 5 миллиардов долларов – кредитов.

Политика КНР в нефтегазовой отрасли Казахстана свидетельствует о заинтересованности Пекина, главным образом, в разработке нефтяных месторождений, наращивании объемов добычи и транспортировки казахстанской нефти в Китай, а также в усилении позиций китайских компаний на казахстанском рынке нефтепродуктов.

Во-первых, начиная с конца 90-х годов прошлого века, Китай и китайские компании настойчиво и последовательно проводят, по сути, экспансионистскую политику в нефтегазовой отрасли Казахстана посредством достаточно масштабного приобретения иностранных и частично – казахстанских активов. Причем, магистральным направлением политики Китая в казахстанской нефтегазовой отрасли было и пока остается всемерное наращивание объемов добычи нефти (с целью ее экспорта в КНР). На этом фоне добыча газа пока имеет второстепенное значение для китайских компаний: Пекин интересует больше транзит газа из Туркменистана, нежели непосредственная добыча газа в самом Казахстане. Учитывая острую заинтересованность КНР в наращивании импорта казахстанской нефти, а также транзита туркменского газа через Казахстан, интенсивное строительство трубопроводной системы из Казахстана в китайском направлении было и остается одним из главных приоритетов Пекина.

Во-вторых, в настоящее время компании из КНР контролируют примерно четверть часть добываемой в Казахстане нефти и пятую часть казахстанского рынка нефтепродуктов, занимая достаточно прочные позиции и в таком сегменте нефтегазовой отрасли Казахстана как строительство и эксплуатация нефте- и газопроводов. Однако, с точки зрения современных реалий неизвестно, есть ли у Китая возможности для дальнейшего наращивания объемов добычи нефти в Казахстане. Так, находящиеся под китайским контролем нефтегазовые месторождения (все на суше) уже вышли на стадию уменьшающейся или максимально возможной нефтедобычи, а компании КНР сталкиваются с проблемой наполняемости существующей и строящейся системы нефтепроводов.

В-третьих, в кратко- и среднесрочной перспективе характер и масштабы китайского присутствия в нефтегазовой отрасли Казахстана с высокой долей вероятности существенно не изменятся. Некоторым исключением в данном плане, возможно, станет интенсификация процесса проникновения китайских торговых компаний на казахстанский рынок нефтепродуктов. Тем более, что Казахстан сам создает для этого благоприятные условия, предпочитая импорт нефтепродуктов из КНР строительству новых нефтеперерабатывающих предприятий.

В долгосрочной перспективе многое будет зависеть от того, получат ли китайские компании доступ к «большой нефти» и, соответственно, к «большому газу», которые ожидаются с шельфовых месторождений, в первую очередь в рамках Северо-Каспийского проекта. В случае реализации «большой нефти»/»большого газа» и активного участия китайских компаний в шельфовых проектах масштабы китайского присутствия в нефтегазовой отрасли Казахстана во всех ее сегментах увеличатся, также как и возрастет значимость Казахстана в энергетических и стратегических в целом интересах КНР.

Но это, скорее всего, кардинально не изменит экспортно-сырьевую ориентацию казахстанской нефтегазовой отрасли, так как глубокая переработка углеводородов с получением продуктов нефтехимии и газохимии с высокой нормой добавочной стоимости в рамках такого рода проектов не предусматривается.

В случае неудачи попыток выйти на «большую нефть»/»большой газ», как представляется, значение Казахстана в интересах Китая, в том числе энергетических, кардинально уменьшится, а доля казахстанской нефти в китайском потреблении (и без того несущественная, от 2 до 3% от китайских потребностей) сократится в еще большей степени. Тем не менее, Китай в любом случае будет продолжать свою деятельность в нефтегазовой отрасли Казахстана. Только при отсутствии «большой нефти»/»большого газа» дальнейшее присутствие Китая в Казахстане будет продиктовано не столько нефтегазовыми, сколько иными, в том числе стратегическими соображениями.

На современном этапе энергетическая политика КНР в ЦА, как и ранее, жестко подчинена общей стратегии Пекина по обеспечению максимально благоприятных условий для достижения системного прорыва в плане модернизации, дальнейшего устойчивого роста экономики и последующего превращения страны в один из глобальных экономических центров силы. Пытаясь приблизиться к решению этих сложных задач, Китай все более активно задействует и центральноазиатский вектор своей политики, делая выбор в пользу кардинального укрепления позиций в экономиках стран Центральной Азии за счет интенсификации там проектной деятельности, увеличения объемов инвестиций и кредитов. Нефтегазовые отрасли здесь играют ключевую роль.

Не будет большим преувеличением сказать, что Пекин нацелен на постепенное вовлечение региона в орбиту своего геоэкономического влияния. При этом  КНР проводит данную стратегическую линию крайне осторожно, ни в малейшей степени не афишируя своих политических/геополитических амбиций в ЦА. Тем не менее, присутствие Китая в нефтегазовых отраслях государств Центральной Азии представляется неоднозначным и двусмысленным. С одной стороны, Китай добился значительных успехов в плане проникновения в эти и смежные с ними отрасли. С другой стороны, это пока не привело к формированию равноправных и взаимовыгодных отношений между КНР и государствами ЦА, не способствует комплексному экономическому развитию центральноазиатских стран.

Комментарии запрещены.