Семен Уралов: Нас ждут перегретые рынки труда и социальные взрывы
— Насколько быстро страны Евразии отреагировали на угрозу эпидемии? Насколько адекватные меры они приняли?
— Сейчас мы находимся уже на стадии пика эпидемии. Эта ситуация общемировая, но сегодня давайте сосредоточимся на Евразийском экономическом союзе и постсоветском пространстве. У нас есть несколько республик, которые прямо граничат с Китаем. Поэтому, соответственно, первые реакции на эпидемию были в Казахстане и в Киргизии. В Казахстане давно уже сидят на карантине и значительно дольше нас. Это географический аспект. Второй аспект связан с большим количеством трудовых мигрантов из Европы. Это в меньшей степени поразило ЕАЭС, потому что в России их немного. В России разносчиками стали туристы и те, кто по бизнес-целям путешествовал в Евросоюз.
А вот для наших соседей — Украины, Молдовы и, из стран ЕАЭС, для Белоруссии — это важный фактор, так как через своих гастарбайтеров им приходится контактировать с зараженным Евросоюзом. Соответственно, мы имеем две большие группы стран: контактирующие географически с Китаем и те, кто контактирует с Евросоюзом. У нас в СОНАРе недавно вышло исследование о том, как реагируют страны ЕАЭС — Армения, Кыргызстан (Киргизия), Казахстан. Россия, Беларусь, — когда были выявления первые заболевшие.
Началось с Казахстана и Кыргызстана. Потом подключились Армения и Россия, потом произошло закрытие границ в районе середины марта, запрет на въезд иностранцев, потом закрытие авиасообщения и вузов и, наконец, введение режима всеобщей изоляции. Беларусь отличается по мере реакции на ситуацию. Там границы фактически не закрывали, даже когда все вокруг Беларуси закрыли. Сложилась такая вот парадоксальная ситуация в Евразийском экономическом союзе. Она связана с тем, что республика Беларусь выбрала свой путь борьбы с эпидемией, который заключается в невведении тотального режима самоизоляции. Все остальные так или иначе приняли зеркальные меры по самоограничению.
Есть еще один фактор, с моей точки зрения, важный — меры по экономической поддержке. И вот тут у нас очень сильно разделяются республики, потому что Россия и Казахстан — это страны с наиболее мощной подушкой экономической безопасности. В Казахстане уже начали выделять примерно по 100 долларов на поддержку граждан. Но по ситуации на 15 апреля уже около 50 процентов граждан работоспособного возраста запросили эту поддержку. В России идут по пути поддержки разных социальных групп.
В Армении и Кыргызстане ситуация наиболее проблематична. Эти республики сильно завязаны на трудовую миграцию, соответственно, подушек безопасности у них нет. Я думаю, что они попросят помощи по линии Евразийского союза и напрямую будут обращаться к России.
Самая критическая ситуация в Кыргызстане. Республика четко делится на более развитый и менее религиозный север и юг, где религиозность населения имеет очень большое значение. На юге существует такой, например, фактор, как приезд паломников из стран Ближнего Востока. И сейчас это очень большая проблема, потому что эти паломники часто отказываются самоизолироваться. В Кыргызстане сейчас доходит до того, что там заваривают двери и вешают замки на подъезды тех, кто отказывается соблюдать режим самоизоляции. Да, государству приходится идти на такие жесткие меры, но у власти просто нет выхода.
Я бы хотел показать вам результаты нашего исследования «Динамика заболеваемости на 100 тысяч населения». Синяя кривая — это Армения. По состоянию на 16 апреля мы видим рост, в 36 человек инфицированных на 100 тысяч населения. Сегодня эти показатели уже догнала Беларусь. В Беларуси начали позже тестировать, но сейчас по темпам заражения эта страна уже сравнялась с Арменией. Кыргызстан с Казахстаном были первыми из всех республик, кто ушел на самоизоляцию. Голубая кривая — это Россия. Вы видите уверенный рост заболевших на 100 тысяч человек. Но, по крайней мере, этот рост не взрывного характера.
Эти графики — наглядная иллюстрация того, что происходит в Евразийском союзе. Можно еще анализировать график ежедневного прироста, но, с моей точки зрения, самым важным показателем является число выявленных заболевших на 100 тысяч населения. Уж слишком разные у нас республики. Сложно сравнивать 150-миллионную Россию с нашими небольшими союзниками.
— Как эта ситуация влияет на евразийскую интеграцию? Страны сплачиваются, оказывая друг другу помощь, или пока еще не понятно, как это повлияет на ЕАЭС?
— Конечно, сейчас ЕврАзЭс является нашим ключевым интеграционным контуром. К сожалению, общей политики в части борьбы с эпидемией нет, потому что нет единого подхода к этой борьбе. На сегодняшний день мировой опыт предлагает две крайности: самую жесткую модель реагирования предложил Китай, именно ее мы в основном и внедряем, но есть и самая свободная модель, не предполагающая режима самоизоляции, которую в Европейском Союзе практикует Швеция. В Евразийском Союзе эту модель взяла на вооружение Беларусь.
С моей точки зрения, для того чтобы продумывать общие стратегии борьбы, нужно для начала выработать общую стратегию реагирования. Вторым объединяющим фактором должен стать очень оперативный обмен опытом и информацией. Но сейчас, к сожалению, мы закрыли национальные границы, и каждый делает, что может, помогая друг другу по принципу «чем можем». Россия первая наладила тесты и начала активную их поставку в страны ЕврАзЭс. Сейчас в Белоруссии уже вроде бы тоже налажено тестирование.
В Евразийском Союзе есть две республики, которым сейчас приходится очень тяжко, — это Армения и Кыргызстан, о которых я уже говорил. Там совсем нет финансовых запасов. Кроме того, надо учесть, что многие дестабилизирующие силы пытаются использовать эту сложную ситуацию для усиления политического и экономического кризиса.
Что касается экономических последствий, я думаю, общую картину можно представить уже сейчас. Фактически наш Союз построен на либеральных принципах, которые обеспечивают свободное перемещение товаров, капиталов и граждан, то есть трудовой силы. Свободного перемещения трудовой силы мы уже лишились. При этом Россия и Казахстан традиционно являются импортерами трудовых ресурсов, а Кыргызстан и Армения — активными экспортерами этих ресурсов. Беларусь в меньшей степени, но и там тоже наблюдается отток трудовой силы в Россию и Евросоюз. Соответственно, для стран, которые экспортируют трудовых мигрантов, наступают очень нелегкие времена. И понятно, почему.
По возвращении домой из-за рубежа трудовые мигранты оказывают давление на рынок труда, который в их родных странах и так невелик. Мы же понимаем, что раз они уехали, значит, там все было не так хорошо с трудоустройством. Тем более, что уезжают они в Россию не на самые высокооплачиваемые должности. Это во-первых. Во-вторых, рынок труда в России на фоне кризиса тоже сокращается. Естественно, на те трудовые места, которые раньше занимали мигранты, теперь будут претендовать сами граждане России. Когда границы откроются, а рано или поздно это все равно произойдет, граждане республик ЕАЭС окажутся в сложной ситуации, потому что те трудовые места, на которые они рассчитывали, будут заняты. Мы же понимаем, что в первую очередь будет схлопываться экономика услуг и премиум-потребление. А это коснется людей, которые были заняты в стройке и общепите. Вы живете в Москве, вы сами видите, кто работает в ресторанах, кафе и во всех забегаловках. И в Санкт-Петербурге, и в Новосибирске то же самое.
Это значит, что после эпидемии в крупных городах типа Екатеринбурга будет огромное давление на рынок труда, сначала внутри, а потом и снаружи, в зависимости от того, когда и как откроются границы. В такой ситуации логично ожидать политических кризисов внутри республик. Ведь запасов у людей не так много. Социология фиксирует, что у 60% людей смогут продержаться максимум месяц. Естественно, возникает вопрос: что делать дальше, готовы ли национальные правительства, в том числе и политические элиты, бросить на помощь населению региональные запасы и личные кубышки? Пока что все рассчитывают только на государственный бюджет, но мы же понимаем, что национальные элиты в республиках далеко не бедные. Как показывают нам те же беглые президенты Кыргызстана, и один, и второй, эти элиты располагают сотнями миллионов долларов. В Армении то же самое. Элиты там очень коррумпированы. У власти стоят миллиардеры и миллионеры. Посмотрим, насколько они будут готовы тратить личные средства на спасение своих небогатых сограждан.
— Каковы в целом перспективы у ЕАЭС на фоне опыта борьбы с эпидемией? Какое будущее ждет его по окончании пандемии? Он останется прежним или трансформируется во что-то новое?
— Нет, я не ожидаю никакой трансформации, тем более быстрой. Кризис — это всегда время переосмысления того, что есть. К моему глубокому сожалению, Евразийский экономический союз был основан на либеральном договорном базисе, собственно, на ВТО. Если рассчитывать на изменения, нам надо пересматривать базис, а на это сейчас никто не пойдет, потому что союз создавался и функционирует, в первую очередь, в интересах капитала, а не труда. Сейчас этот капитал находится на этапе минимизации издержек, которые в первую очередь скажутся на труде. Нет ничего более привлекательного, чем получить работников, которые готовы работать за меньшее, чем ты им платил до кризиса. Этим, конечно же, будут пользоваться. Не надо испытывать никаких иллюзий и рассчитывать на какой-то сверхгуманизм.
Как мне кажется, ЕврАзЭс после пандемии будет проходить через два этапа. Первый этап будет сопряжен с восстановительным ростом. Сначала наши отношения экономические просядут. Потом, когда будут сниматься ограничения, по мере восстановительного роста, я очень надеюсь, что до национальных элит дойдет понимание необходимости восстановления промышленной кооперации внутри Союза.
Второй этап будет связан с одним общим геополитическим правилом: юг кормит север, а север защищает юг. В наших условиях это значит, что северянам, то есть гражданам России, не хватает фруктов и овощей, которые в изобилии производятся в южных республиках. А южным республикам Евразийского союза катастрофически не хватает промышленного капитала, который бы инвестировал в создание новых рабочих мест. Для юга главная цель состоит в усложнении производимой продукции и переработки. Там производится много сельхозпродукции, но она не проходит даже частичной и первичной обработки. Многое теряется из-за торговых войн, гниёт и вообще не попадает на наши прилавки. Если наладить хотя бы первичную переработку, это создаст рабочие места и повысит товарообмен. Я очень надеюсь, что это понимание необходимости кооперации возникнет.
— Давайте посмотрим на запад. Какое будущее ждет такие объединения, как Евросоюз и те же Соединенные Штаты, которые подверглись очень сильному удару? В этой довольно шаткой для ЕС ситуации куда обратит свой взор Украина по окончании эпидемии?
— Евросоюз, конечно же, будет бороться за сохранение единства. Мы должны помнить, что Евросоюз состоит из двух частей: есть ядро — это Германия, Франция и в меньшей степени Испания с Италией, а есть периферия, которая с 2004 года находится на постоянной дотации со стороны ядра. Соответственно, периферия будет терять дотации, а в ядре Евросоюза будут происходить те же процессы по замещению трудовой силы, которые мы наблюдаем в ЕврАзЭс. Я напомню, что в Европе в середине 2000-х даже появился такой термин — «польский сантехник». Тогда трудовая миграция шла из Польши в сторону Западной Европы, то есть того самого ядра. На этом фоне поляки заменяли свою уехавшую рабочую силу трудовой миграцией из Украины, Молдовы и республики Беларусь.
Сейчас начнется обратное движение. Глубокий кризис Италии и Испании на рынке труда вызывает сокращение рабочих мест. А ведь украинская трудовая миграция всегда была нацелена на Юго-Западную Европу. Соответственно, люди будут терять рабочие места там и стараться закрепиться в Польше, Чехии и других странах Центральной Европы. Но польские трудовые мигранты, уехавшие в середине 2000-х, тоже будут терять работу и возвращаться домой. Неизбежно начнется вытеснение трудовой миграции назад в направлении Украины. А там люди окажутся в такой же ситуации, как в Кыргызстане и Армении.
С моей точки зрения, России этим надо воспользоваться. Россия — страна недонаселенная. Нам нужно открывать калитки для граждан Украины и Молдовы, которые будут терять рабочие места у себя. Нам надо закрепляться на этом рынке трудовой силы, потому что Россия так или иначе будет первой выходить из кризиса. Я надеюсь, что те поправки в закон о двойном гражданстве, которые вчера в первом чтении приняла Госдума, будут способствовать этому. Нам нужны толковые граждане.
— Тут многие россияне могут с вами не согласиться. И отчасти они будут правы. Зачем нам идеологические враги, которые обязательно появятся внутри России с увеличением миграционного потока?
— Внутри России такое количество идеологических врагов, в том числе и в средних и даже высших эшелонах общественной публичной активности, что этим трудно кого-то напугать. Что далеко ходить. Певец Сергей Шнуров не особенный патриот, тем не менее все ходят на его концерты и хорошо себя чувствуют. Никто не возмущается по этому поводу. Надо спокойнее и прагматичнее к этому относиться. В России давно происходит тотальный отток рабочей силы в крупные города. Провинция оскудела, все это надо восполнять и выходить на положительный прирост населения. С моей точки зрения, в России должно жить 200-250 миллионов человек. Это расширит внутренний рынок, мы будем привлекательней сами для себя.
— Мы не упомянули о Соединенных Штатах. Какое будущее ждет эту страну?
— Я не являюсь, сразу вам скажу, экспертом по США. Я всего лишь посторонний наблюдатель. Но из того, что я вижу, США пользуется моментом, чтобы сбросить балласт, выйти из ненужных, невыгодных, не прагматичных союзов и обязательств. Это, в принципе, логика Трампа, которую он проводил с момента избрания. Только что он перестал финансировать ВОЗ. НАТО начинают переводить на самофинансирование. Я думаю, что они эту стратегию продолжат. Более того, я считаю, что и нам надо эту стратегию взять на вооружение. Нужно выходить из всех союзов и обязательств, в которых мы несем ненужные издержки, пересматривать их и занимать очень прагматичную позицию: на один затраченный рубль мы должны получать рубль какой-то отдачи, прямой или косвенной.
— Усилятся ли интеграционные проекты по евразийскому направлению? Оживет ли идея Евразии от Лиссабона до Владивостока?
— Нет. Я думаю, что на идее глобальной Евразии от Лиссабона до Владивостока надо ставить крест. Евросоюз выбрал свою позицию, и мы выбрали свою позицию, они в общих чертах схожи: есть внешние границы союзов, которые мы защищаем, чем плотнее будут внешние границы, тем больше свобод можно обеспечить на границах внутренних. Идея общеевразийского глобализма и сопряжения ЕС с ЕАЭС почила после 2014 года, когда начались санкции против России. Отдельные политики у нас до сих пор пытаются ее продвигать. До событий 2014 года она была популярна на Украине, которая представляла себя мостом между Европой и Азией.
Сейчас отдельные политики в Беларуси тоже продвигают эту идею моста между континентами. Их поддерживают некоторые наши политики. Но надо понимать, что пока Евросоюз по принципиальным вопросам находится под сильным влиянием со стороны США, такая интеграция невозможна. Грубо говоря, пока Евросоюз не решится на снятие санкций, никакой интеграции не будет. Другой вопрос, что они хотят перехитрить нас.
Мы же должны понимать, что коренной интерес Западной Европы — покупать у нас энергоносители как можно дешевле и при этом поставлять нам свою продукцию с высокой добавленной стоимостью, особенно инженерную, для того чтобы мы зависели от их станков и машин. Их цель в том, чтобы мы сохраняли сырьевую экономику. Под видом этой риторики они будут продавать нам идею, что нужно осуществлять диалог, интегрироваться, еще что-то. Но так как санкции никто не снимет, то мы должны понимать, что это все завиральные фантазии. Их пытаются продать отдельные политики, которым выгодно торговать этой идеей в своих интересах. Но не надо быть дураками.
Rambler