Новостной раздел сайта Аkimataktobe.kz

Фото:
АиФ Волгоград

Чем живут и как трудятся сотрудники Южного поисково-спасательного центра, участвующего в спасательных операциях по попавшим во внештатные ситуации спускаемым космическим аппаратам и самолётам, зачем они бывают в Арктике и в каких условиях работают, «АиФ»-НП» рассказал замначальника региональной поисково-спасательной базы этого учреждения, мастер парашютного спорта Александр Гусаров.

«Гагарину повезло»

Сергей Новицкий, «АиФ» — Нижнее Поволжье»: Все известные точки приземления отечественных космических аппаратов находятся на территории Казахстана, тем не менее специалисты из Волгограда внимательно отслеживают все спуски возвращаемых экипажей из космоса. Для чего?

Александр Гусаров: Да, штатное приземление пилотируемых космонавтами российских космических экипажей происходит в Казахстане. Но над юго-востоком России и нашим регионом проходит траектория их приземления. С околоземной орбиты модуль спускается не по прямой, а по вытянутой параболе. И существенный её участок проходит над зоной ответственности нашего центра. Поэтому за любым спускаемым аппаратом мы ведём пристальное наблюдение.

Полностью исключить ничего нельзя. Вдруг по каким-то причинам спускаемый аппарат вынужден будет приземлиться не в степях Казахстана, а где-нибудь под Палласовкой, Быковом — да где угодно! Вероятность этого вовсе не нулевая. Хотя на практике внештатных приземлений ещё не было.

Кстати, практически каждый год в апреле проходят состязания по спасательному многоборью в тех местах под Саратовом, где когда-то приземлился аппарат «Восход» космонавта №1 Юрия Гагарина. Чуть западнее «гагаринской» точки — огромная акватория — Волга. В общем, Гагарину сильно повезло, что всё случилось именно таким образом.

— Как вы пришли в спасатели Росавиации?

— Отучился в вертолётном училище в Сызрани и в армии был лётчиком вертолётного экипажа. Летал на Ми-8 и Ми-24. Основная служба происходила в вертолётном полку, дислоцированном в Западной Украине, под Львовом. Оттуда же сходил пару раз на боевые задания в Афганистан.

— Каким помните Афган? Кто-то стыдится участия в этой кампании, кто-то гордится, а вы как?

— Для меня тогда это просто была работа, вернее, исполнение воинского приказа. Было всё — и боевые операции, выход в заданный район для атак наземных целей с воздуха, и доставка грузов над опасными территориями ДРА, где можно было запросто быть сбитым душманами. Да, это была работа с риском для жизни. Но шанс погибнуть был, скажем, и во время командировок на Крайний Север.

— Что произошло с вашим вертолётным полком с распадом Союза?

— В конце службы начались послеперестрочные политические распри. В один миг мы вдруг стали для украинских товарищей не боевыми братьями, а «оккупантами», «москалями».

В 1992 году служил в группе управления знаменитой Качи. Ну, а когда Качинское высшее военное авиационное училище в Волгограде закрыли, был зачислен в отряд поисково-спасательного обеспечения Волгоградского аэропорта, где и работаю 20 лет.

— В чем заключается работа спасателей Росавиации на месте ЧП?

— В нашу задачу входит точное определение места авиапроисшествия, детальная разведка местности, на служебном языке это называется «оценка масштабов и последствий авиапроисшествия», далее разведка переходит в организацию поисково-спасательных работ в этой зоне, включая спасение пассажиров и экипажей, эвакуацию пострадавших, авиационной техники и ценного оборудования.

Каждое наше дежурство — это постоянная мобилизационная готовность вылететь в любую точку области, где произошло авиационное ЧП, например, упал или попал во внештатную ситуацию самолёт. Причем не обязательно гражданский. Несколько лет назад вблизи военного аэродрома «Мариновка» под Калачом потерпел крушение боевой самолёт Су-27. Мы помогали военным определять точное место авиакатастрофы.

— А в операциях по гражданским авиарейсам приходилось участвовать?

— Ни разу! За 20 лет службы на территории Волгоградской области и сопредельных районов других областей, подконтрольных нашему центру, не было ни одного трагического авиапроисшествия. И чтобы в будущем не было, сплюнем через левое плечо или постучим по дереву.

За последние несколько лет в регионе, правда, участились крушения легкомоторных самолётов. Преимущественно они происходят в сельской местности, при обработке полей с воздуха. Но в таких ситуациях, как правило, к нашим услугам не прибегают.

Прыжок в «молоко»

— Вы несколько раз совершали прыжок с парашютом близ Северного полюса. Это трудно?

— Мы выполняли прыжки на Севере в разное время с двумя целями: как тренировочные по программе курсов подготовки спасателей для работы в экстремальных климатических условиях и для обеспечения работы полярных экспедиций. Набор желающих спасателей производился среди спасателей и спортсменов парашютного спорта по всей стране. Мне повезло. Что касается тренировочных прыжков, то в первом случае десантировались на ледовые дрейфующие поля примерно в 60-70 км от Северного полюса.

Помню, первый раз прыгать пришлось с высоты в 2,5 тысячи метров при температуре минус 52°С. Ещё и видимость практически нулевая. «Молоко», как говорят в таких случаях. Нижний край сплошной облачности практически доходил до ледовых полей. Помню, что тогда наш самолёт на малой высоте долго кружил над ледовыми полями. Летчики визуально никак не могли определить подходящую для прыжков площадку — с минимумом разводьев и торосов.

Наконец, когда уже топлива было в обрез, наш выпускающий дал добро на прыжок, и мы, шестеро парашютистов, зайдя на заданную точку высыпали над ледовым полем.

Прыгать в сплошной пелене, мягко говоря, некомфортно. Я тогда примерно прикинул, где и когда нужно подтянуть стропы, чтобы обеспечить более-менее мягкое приземление в снег. И вот резко затягиваю стропы, чтобы гасить горизонтальную и вертикальную скорость, а тут неожиданно — удар. Уже приземлился! Вроде цел и жив. Постепенно даже к белой пелене глаза понемногу привыкли — начал различать чёрные точки вокруг, где приземлились товарищи. Тогда мы прожили на дрейфующей льдине в палатке около недели. Пока нас не забрал поисковый вертолёт.

— И как вы жили в этой палатке?

— Были средства обеспечения обогрева, питания, связи, и всё. Но мы не жили в палатке, а большую часть времени работали «на улице». Нам сбрасывали на ледовые поля бочки с керосином для вертолёта, мы их должны были разыскать и собрать для дозаправки прилетевшей за нами машины, а также подготовить под вертолёт площадку.

В другой раз расчищали площадку под ежегодную международную экспедиционную полярную станцию «Борнео». Оттуда ежегодно отправляют к полюсу туристов — любителей экстрима, и одновременно на станции работают ученые — климатологи, исследователи ледовых полей, океанических течений и т. п. Под обустройство этой станции нас высаживали на льдине, давали пару тракторов, и мы расчищали во льдах идеально ровную площадку под взлётную полосу — 30 метров в ширину и 900 м в длину. Аэродром таких параметров уже может обеспечить приземление небольших самолётов.

Кстати, всем участникам парашютной группы выдают инструкцию по обращению с белыми медведями. В них написано: ни в коем случае не прикармливайте медведей! Не оставляйте никаких биологических и пищевых отходов на поверхности льда! И только третий-четвёртый пункты рекомендуют отбиваться от назойливого внимания белых мишек ружьём или газовым баллоном. Правда, в памятке не говорится, что баллончик для медведя — лишь незначительный раздражитель. И если зверь сильно голоден, дельный совет от опытных полярников может быть лишь один — уноси ноги как можно быстрее.

— Так видели медведей, и что там было самым трудным?

— Слава богу, мишек видел лишь издали. Труден был период адаптации, то есть первые часы нахождения на сильном морозе. А так человек способен привыкнуть ко всему.

На воде и под водой

— Какие качества нужны спасателю в первую очередь?

— Хорошая физическая форма, самодисциплина, умение в любое время суток и в любой нестандартной ситуации принимать решения. И ещё подготовка по парашютному, водолазному делу, готовность работать в любых условиях: горы, пересеченная местность, на воде, под водой. Спасатель — это постоянная готовность через считаные секунды после тревоги собрать всё необходимое, а через минуты уже вылететь с группой в район происшествия.

— Чем-то существенным ваша работа отличается от спасателей МЧС?

— Полагаю, что нет. У них свой фронт работы, у нас свой. Но порой обидно бывает, что нас с этим ведомством либо путают, либо забывают, что на авиапроисшествиях основную долю работы выполняем мы. Например, когда в Сочи упал самолёт с военными артистами, первыми на месте катастрофы оказались именно спасатели Росавиации.

— В ближайшие 10-20 лет ваша специальность останется — ведь уже есть летательные поисковые роботы?

— Ни один робот не сделает пострадавшему перевязку, не окажет первую доврачебную помощь. Так что работы хватит всем.

Читать ещё •••

Rambler

Комментарии запрещены.